Из истории Рославльского пустынножительства: схимонахи Никита и Феофан

Иеромонах Рафаил (Ивочкин), кандидат исторических наук, кандидат богословия, секретарь Комиссии Смоленской митрополии по канонизации святых

Недалеко от того места, где река Десна из Смоленской области вступает в Брянскую, сходятся границы трех областей – Смоленской, Калужской и Брянской. Историческая жизнь в этом крае началась довольно рано. Уже в уставной грамоте великого князя Смоленского Ростислава (1150 год) упоминаются Дешняне, село Шуйское в числе волостей, плативших дань князю и десятину с княжеских доходов епископу. Здесь проходил торговый водный путь из Смоленской земли в Северскую. Вся эта местность была покрыта густыми, непроходимыми лесами. С давних времен вся пограничная полоса Московского государства, в бассейне притоков Оки и Десны, была покрыта густыми лесами. Они носили общее название Брынских лесов от реки Брыни, притока Жиздры, протекающей по Калужской области, где находились села с именем Брынь. Брынские леса заходили и в Смоленскую и Брянскую области, где уже назывались уже лесами Рославльскими и Брянскими. О величии этих лесов можно судить по сохранившимся описаниям их у И.И. Орловского в его “Пустынножительстве в Рославльских лесах”.

“О величии этих лесов можно судить и теперь еще по сохранившимся остаткам их в Рославльском уезде (леса Суходольского), Ельнинском (Горбунова), Жиздринском и Брянском (Мальцева). В старину же они были почти непроходимы. К XVIII же и первой половине XIX века здесь было еще настоящее лесное царство”. [1]

Леса давали человеку древесину, мед, шкуры животных. Но в то же время они являлись пристанищем для раскольников и разбойников. Все рассказы о дремучих Рославльских лесах обыкновенно начинаются преданиями о разбойниках, которые нападали на купеческие обозы, грабили и убивали путников, осмелившихся одних, без охраны, совершать свой путь через лес.

Но не одних разбойников и раскольников привлекал лес. С давних времен, ища уединения, в этих лесах селились монахи. Они составляли другой элемент насельников нашего края, не менее древний, чем разбойники. Основание многих сел, существовавших уже в XVI веке, приписывается местными преданиями монахам. Предания эти построены по одному и тому же образцу: в старину жили в здешних лесах четыре монаха: Данило, Яким, Савва и Кузьма. У каждого была своя келья с иконами. Приходят разбойники, сжигают ту или иную келью, в пепле монах находит икону, сохранившуюся невредимой от огня. На могилах монахов впоследствии строили церкви, вокруг образовались села, носящие имена монахов: Даниловичи, Якимовичи, Савеево и Кузминичи.

Известно, что в начале XVI века в Жиздринских лесах жил преподобный Герасим Болдинский, основавший несколько монастырей. Как известно, здесь находились монастыри, имевшие большое значение в истории русского монашества: Оптина пустынь, Плащанская пустынь, Белобережская пустынь, Свенский монастырь, Рославльский уездный Спасский монастырь и др. Среди помещиков и купцов здесь всегда было много благотворителей, которые сами приглашали в свои владения пустынников, предлагая им полный покой, уединение и необходимое пропитание. Некоторые из таких благотворителей сами селились в кельях вместе с пустынниками или устраивали на своих землях общины и монастыри. Среди благотворителей существовало даже соревнование в деле покровительства отшельникам. Это привлекало сюда отшельников со всех сторон. Любители безмолвия оставляли даже богатые монастыри, чтобы поселиться в какой-нибудь лесной пустыньке у известного благодетеля. Но больше всего развитию пустынножительства содействовало отношение правительства к монастырям и усиление крепостного права в конце XVIII – начале XIX веков. Русский народ всегда был склонен к созерцательному иноческому житию, что доказывается процветанием монастырской жизни в древней Руси, обилием монастырей и материальных пожертвований в их пользу. Между тем, уже со времен Петра I отношение правительства к монастырям изменилось. Указом 1703 года Петр запретил строить новые монастыри. Царь видел в монахах только бездельников и обращал монастыри в богадельни и инвалидные дома. По смерти Петра на Руси началась продолжительная эпоха господства немцев, и протестантское отношение к монастырям выразилось в самых резких формах. Бирон указом 1734 года запретил поступать в монахи кому бы то ни было, кроме вдовых священнослужителей и отставных солдат, Петр III подготовил конфискацию в казну церковных и монастырских земель, но не успел сделать этого, так как был лишен престола своей женой, Екатериной II. Последняя в своем манифесте о восхождении на престол, хотя и поставила в вину своему предшественнику намерение его отобрать церковное имущество, намерение, заставившее ее в интересах Церкви взять бразды правления в свои руки, тем не менее, через два года после сего, в 1764 году, сама привела это намерение в исполнение. В результате из 953 существовавших тогда монастырей 568(т.е. около 60 %) были вовсе упразднены, а из оставшихся 385 монастырей только 225(т.е. около 23% прежнего количества монастырей) получили взамен отнятых имений маленькое пособие от казны. Остальные 160 монастырей, названных заштатными, лишившись всего своего имущества, должны были содержаться “как знают”, почему многие из них закрылись сами собой. К таким монастырям был отнесен и Рославльский Спасский монастырь.

Параллельно с закрытием монастырей шло усиление крепостного права. Прежде всего, монастырские крестьяне вместо освобождения от рабства, выставляющегося в числе побуждений к секуляризации, были розданы отдельным лицам за различного рода услуги. Раздавали крестьян тысячами в царствование Екатерины II, и Павла, и Александра. Обращено было в рабство население Малороссии; и его постигла участь церковных крестьян, т.е. и оно было роздано частным лицам. Жестокое обращение помещиков с крестьянами вызвало многочисленные жалобы со стороны последних. Тогда Екатерина II указом от 22 августа 1767 года вовсе запретила крестьянам жаловаться на помещиков под страхом ссылки на каторжные работы. Еще раньше, в 1765 году, помещикам было предоставлено право ссылать своих крестьян в Сибирь, без указания мотивов. Таким образом, крестьяне стали полной собственностью помещиков, которые получили безапелляционную власть над их имуществом и личностью. Началось повальное бегство крестьян. Беглецы скрывались по лесам и трущобам, поступали в монастыри. Правительство старалось как можно сильнее стеснить поступление в монахи, обставляя его всевозможными формальностями.

Итак, с одной стороны, вследствие закрытия монастырей, самим монахам некуда было деваться, с другой – в монастырские ворота стучались тысячи мирских людей, убегавших от насилия помещиков. И вот начинается массовое выселение тех и других за границу. На Афоне, в Молдавии и Валахии поселились тысячи русских выходцев. Рядом с монахом здесь был и беглый крестьянин, и попович, и благочестивый купеческий сын или мещанин, не могший на родине поступить в монастырь за обилием формальностей и разных требований. Другой поток желающих подвизаться в иночестве направлялся в глухие леса северной и центральной России.

Главным местом деятельности этих иноков сделался Придесенский край, т.е. смежные уезды трех губерний – Смоленской, Калужской и Орловской. Подвигами их прославились такие монастыри, как Оптина, Площанская. Белобережская пустыни и др. В окружающих эти монастыри лесах возникли маленькие пустыньки и отдельные келии, где, как огоньки среди ночной темноты, засияли своими трудами отшельники, распространяя свет веры и благочестия на окружающее население, которое и до сих пор чтит их память как угодников Божьих.

Хотя таких отшельников немало жило в Брянских и Жиздринских лесах, но особенно они возлюбили леса Рославльские, и здесь в течение почти 70 лет находился центр пустынножительства. Несомненно, этому благоприятствовала и удаленность местности от городов (Рославль в 45 верстах, Ельня – в 85); и обилие густых лесов, остававшихся нетронутыми до самого последнего времени, и красота местоположения на берегах Десны, среди холмов, разделяемых оврагами с текущими по ним лесными речками. Следует иметь в виду, что ландшафт нынешнего Рославльского района, территориально в основном совпадающего с бывшим Рославльским уездом, за последние годы сильно изменился в связи с появлением Смоленской АЭС, города Десногорска и Десногорского водохранилища. Эти новостройки возникли как раз в тех местах, где селились рославльские пустынники. Однако все населенные пункты того времени сохранились.

Главной причиной поселения здесь отшельников следует считать гостеприимство здешних помещиков, приглашавших к себе пустынников. Г. Лесли, Шупинский и, особенно Броневские давали пустынникам и приют, и защиту. Шупинский даже сам пробовал жить в лесной келье. Из других благотворителей можно назвать М.А. Кулешова, владельца села Кулешова Буда, Е.А. Лышакову, Топтыгиных, княжну Сонцеву. В их владениях образовались “пустыни”, где отшельники жили в уединенных кельях, далеко разбросанных по лесу, или группами в 6-10 человек вместе. Центром этих пустынь была пустынь “Кулешова Буда”, в “монашеском рву”, возле деревни Буда, Трояновского прихода, а с 1823 года вновь образовавшегося Екимовичского прихода. Подвижническая жизнь иноков стала известна не только в округе, но и за пределами Смоленской губернии. Таким образом, рославльские пустыни стали рассадниками монашеского духа в России, отсюда выходили иноки на север, в монастыри Ладожского озера, и на восток – в Сибирские обители, и на юг – в Орловскую, Черниговскую и Курскую губернию. Отлив лучших сил постоянно пополнялся новыми. Из рославльских лесов вышел и преподобный Зосима Верховский, ныне прославленный в лике общерусских святых. Вообще, необходимо заметить, что рославльские леса дали большое количество святых, память которых почитается не только местно, но и по всей России. Некоторые из них причислены к лику общерусских святых.

Поселения Рославльских пустынников находились в определенном месте, и не только среди окружающего населения, но даже в официальных документах они назывались “пустынями”. Тем не менее, мало сохранилось точных и подробных сведений о живших здесь пустынниках и всех их именах. Объясняется это тем, что “пустыни” не числились в ведении епархиального начальства и отшельники не были приписаны ни к каким монастырям, так что в официальных документах о них только случайные упоминания по поводу, например, “истребления” той или иной пустыни полицейскими мерами.

Здесь, недалеко от села Буда, в урочище “Монахов ров”, около 1780 года поселился старец Никита. Родился он в городе Орле в 1695 году. С детства любил странствовать по святым местам. Юношей же удалился из родительского дома и поселился в 2-х верстах от Белобережской пустыни, на 1/2 версты влево от дороги на Карачев.

На пригорке стояла его келья, а у подошвы был вырыт им колодец. Питался отшельник хлебом, который мимо ходящие богомольцы клали ему в корзину, повешенную на придорожном дереве; да ещё кое-что имел с небольшого огорода, который был рядом с кельей.

Лес был глухой, и нередко звери бродили вокруг пустынной кельи. Летом комары кусали тело Никиты до крови, причиняя ему страшные мучения. Никита все терпел безропотно. Данным от Бога ему даром слез он молился Творцу о своих грехах и за своих ближних. Посещал Никита богослужения в находящейся рядом Белобережской пустыни. Так, в подвиге и молитве он дожил до старости [2].

Кем и когда Никита был пострижен в монашество, неизвестно, можно лишь предполагать, что не в находящейся рядом Белобережской пустыни, так как никогда не был ее штатным монахом.

Однажды в марте его постигла тяжелая болезнь, заставившая его долго лежать без движения. Наступил канун Благовещения. Старец, лежа на одре, услышал благовест к Всенощной; попробовал встать, но болезнь этого ему не позволила. Болезненным голосом Никита запел тропарь праздника, но от слабости и потери голоса не смог его пропеть до конца. Горькими слезами залился старец, сокрушаясь, что не может достойно встретить великий праздник.

И вот келья его озарилась небесным светом. Никита увидел перед собой Богоматерь, окруженную ангелами. Небесная гостья благословила старца, и в неземном восторге он слабым голосом запел тропарь Благовещения. Богоматерь и ангелы присоединились к его пению, и скромная отшельническая келья огласилась хвалебной песнью небожителей. Исчезло видение, но Никита долгое время находился под его впечатлением [3].

Законоучитель Орловского реального училища священник Илья Ливанский написал стихотворение, посвященное старцу Никите, в котором в стихотворной форме описывается чудесное посещение Богородицей пустынника. Ниже оно полностью приводится для духовного утешения почитателей памяти отца Никиты.

Пустынник и Богоматерь

В окрестностях Брянских, в глубокой пустыне,
В дремучем лесу, средь болот и трясин,
Оставивших след свой угрюмый доныне.
Жил в давнее время отшельник один.
Не знаемый миром, но ведомый Богу,
Вдали от житейских тревог и страстей,
К обители Белобережской дорогу
Одну лишь он знал, и для праздничных дней,

Оставив свое среди леса жилище,
Стремился охотно в святый Божий храм,
Чтоб тайн Христовых спасительной пищей
Себя подкрепить в умилении там,

И с радостью светлою вновь возвращался
В пустыню свою и молитвенно в ней,
В безмолвии тихом, в посте подвизался,
Свободный от горя, от бед и скорбей:

Одной лишь по Бозе печалью терзаясь
О мире, лежащем во зле, во грехах,
Усердно молясь и во прах повергаясь,
Всю душу свою изливал он в слезах;

И сею молитвой, и сими слезами
В общении с своими он присными был –
И радостью их веселился, скорбями,
Печалью и горем их мысленно жил…

Он стар уже был и уже многие годы
Вдали от людей одиноко провел.
Спокойно смотря на все жизни невзгоды,
На все приражения временных зол,

Лишь только б они ему не затрудняли
Служение Богу всегда продолжать,
Лишь только б отрады его не лишали
По праздникам в храме Господнем бывать.

Скудна была пища его: он питался
Приносным запасом ржаных сухарей,
Которыми братски порой поделялся
Соседний с ним инок; еще овощей

Немного имел он с того огорода,
Который при келье был у него,
И тем, что ему подавала природа,
Доволен он был, а еще ничего

Не думал искать для себя, пробавляясь
Той пищей, которую Бог посылал,
И скудостью горькой во всём не стесняясь:
Ее добровольно он сам возжелал…

Но вот старца Божия раз посетило
Великое горе: он весь ослабел;
Болезнь уже в постелю его уложила, –
И много страдалец душою скорбел,

О том, что не мог уже так он молиться,
Как раньше молился, что тяжкий недуг
Ему не давал и для Бога трудиться
И тем еще больше томил его дух…

То было Великим Постом. Приближался
Уже Благовещенья праздник. Больной
О том наипаче скорбел, сокрушался.
Что он и в храм даже Божий святой

Не может пойти, чтобы там помолиться,
Отрады церковной молитвы вкусить,
В восторге священном горе устремиться
И мир вожделенный в душе водворить.

Скорбел и о том, что даже канона
Владычице мира не в силах прочесть:
Болезнь и сему полагала препону,
От коей не мог он ослабы обресть…

А колокол праздничный звоном призывным
Соседнюю пустынь уже оглашал
И гулом немолчным своим переливным
До келии старца лесной достигал…

И грустно так стало ему, и сильнее
Он начал теперь сокрушаться о том,
Что он, за болезнью тяжелой своею.
Лишен утешенья быть в храме святом,

И в келье не в состояньи молиться.
Чего не случалося с ним никогда
С тех пор, как решился он здесь поселиться
Для мирной молитвы, поста и труда…

И вот возжелал хоть с трудом, через силу
Тропарь Благовещенья старец пропеть.
Запел…, но не смог продолжать, не хватило
И это спеть сил у него…И скорбеть

Он горше, чем прежде, стал вновь, сокрушаясь.
Что он до того ослабел, изнемог,
Что даже и песнью единой пытаясь
Почтить Приснодеву, в бессилье не смог…

И старец заплакал, и горько рыдал он,
Не будучи в силах ни петь, ни читать…
И так на одре беспомощно лежал он.
Лишь мысль свою силясь горе устремлять…

И Матерь скорбящих, Владычица мира,
Который весь Ею исполнен чудес
Призрела на нища, убога и сира –
И в келию старца явилась с небес.

– Что плачешь, раб Божий, о чем ты горюешь?
Ему благодатная Дева рекла.
О чем так скорбишь ты, о чём ты тоскуешь?
Ведь ныне всемирную радость дала

Я роду людскому… Зачем же терзаться?
Зачем под Мой праздник грустить, унывать,
Когда надлежит ликовать, восторгаться
И Господа Бога за всё прославлять?

– А кто же Ты, Матушка? Трепетным гласом
Небесную гостью болящий спросил,
Не могши доведать, постигнуть тем часом,
Кто это так сладостно с ним говорил.

– К тебе Я пришла, Богоматерь сказала
Помочь недопетый тропарь Мой допеть…
Восстань же, пой вместе со Мною и нимало
Не бойся, не сетуй, – довольно скорбеть…

Сие говоря, Приснодева склонилась
К одру изнемогшего старца главой…
И трепетно сердце больного забилось –
И тотчас же стал он как будто иной:

Восчувствовал он в себе новые силы.
Забыл про недавний тяжелый недуг.
Уже доводивший его до могилы
И горько смущавший унынием дух.

И сладостно чудная песнь зазвучала
В убогой подвижника келлии: с ним
Честнейшая всех херувим воспевала
Тропарь свой, неоконченный старцем больным.

Лишь в Царстве Небесном, у Божья Престола
Бесплотные силы чудно поют…
А нам, земнородным, поверженным долу,
Несущим пришельствия грустного труд,

В лице лишь избранников редких дается
Услышать порой небожителей глас,
И памятен им на всю жизнь остается
Нарочитый тот и всерадостный час,

Когда, отрешась от мирского волнения,
Они устремляют восторженно слух
К таинственным звукам небесного пенья
И им услаждают мятущийся дух.

И тем наипаче они ему внемлют.
Когда их томят искушения бед, –
И с новыми силами труд свой подъемлют
И с кроткой покорностью идут вослед

Спасителя мира, сказавшего верным.
Что в Царствие Божие тот лишь войдет,
Кто ищет спасения нелицемерно
И крест свой за Ним неотступно несет…

Окончен тропарь – и чудесное пенье замолкло
Все стало безмолвно кругом.
Сокрылось Царицы Небесной виденье…
Но старец восставший не мог уж о нем

Забыть никогда: все усладой желанной
Отрадные звуки ласкали его
И к горнему миру влекли постоянно
Из многомятежного мира сего.

И понял подвижник, что в чудном виденье
Сама Богоматерь являлась ему
И так укрепила его во мгновение.
Что точно и не был досель ничему

Подвержен он вовсе, ничем не терзался,
Всегда благодушен и радостен был –
Вполне возрожденным теперь он казался,
С избытком здоровья и крепостью сил…

И долго, простершись во прахе, молился
Ко Деве Пречистой и славил Ее
За то, что явлением Ее озарился
И в оном узрел возрожденье свое,

За то, что она благодатно призрела
На старца безвестного в лютой беде
И вместе с ним песнь Благовещенья пела,
Чего он не мог и представить себе…

Наутро поведал пустынник блаженный
О всем накануне случившемся с ним
Соседнему иноку и умилённо,
Объятый всецело восторгом живым,

Пропел с своим гостем канон благодатный
С акафистом Деве Пречистой. Святой.
Заступнице мира, звездой лучезарной
Ему воссиявшей на страже ночной,

Отведшей его от порога могилы.
Подавшей ему утешенье иметь,
Желанные им, обновленные силы
И благоволившей с ним вместе воспеть

Тропарь свой священный…И скоро повсюду
В окрестностях стало известно о том,
Какое преславное, дивное чудо
Свершилось в лесу непроходном, глухом.

И все в умилении прославили Бога
И благословенную Матерь Его,
И в келье бедной, безвестной, убогой
Взыскавшей в болезни раба своего…

Давно уже старец, отшельник пустыни,
Покоится в недрах холодной земли,
И нет уж следов его келлии ныне.
И только в дремучей дубраве, вдали

От торной дороги, виднеется малый
Пригорок, на коей стояла она,
Но память подвижника здесь не увяла –
Доселе она средь народа ясна;

Доселе с молитвенным благоговеньем
Насельники Белобережские всем
Готовы поведать о чудном явлении
Владычицы мира, высказать тем,

Что вышним покровом Царицы Небесной
И край наш Орловский покрыт, осенен:
И всем православным в нем много известно
Ее чудотворных издревле икон,

И ими, как крепкой стеной, охраняет
Она с материнской заботою тех,
Кто к Ней, Милосердной, в скорбях прибегает
И ищет Ее благодатных утех…

Спаси же рабы Твоя, Божия Мати,
От бед, и напастей, и лютых тревог,
И даждь нам с отрадой всегда уповати.
Что к нам чрез Тебя будет милостив Бог,

Его же моли, Богородице Дево,
Благая Владычице мира, за всех,
Да даст избежать своего Он нам гнева,
Грядущего грозно на любящих грех; –

Моли, да направит на путь ко спасенью
Своих непокорных, преступных рабов,
Да даст наслаждаться нам в горних селеньях
Блаженством чад Божьих во веки веков [4].

После выздоровления Никита пошел в Белобережскую пустынь поблагодарить Господа и свою Посетительницу. Возвратясь назад, он увидел на месте своей кельи один пепел. Какой-то злой человек сжег ее в отсутствие старца. Отец Никита сел на пригорке и долго плакал о любимом месте своего уединения.

Старец переселился в Белобережскую пустынь. Со смирением он выполнял здесь все послушания, служа братии, не жалея сил. Господь судил прожить ему здесь недолго [5].

Священный Синод 4 сентября 1777 года определил приписать Белобережскую пустынь к Брянскому Петропавловскому монастырю, монашествующих же распределить в штатные монастыри.

“Обитель стана клониться к упадку. Вкладов почти не стало, а люди, искавшие спасения, хоть иногда и поселялись в обители, пленяясь ее пустынностью, но не могли надолго оставаться в ней, скоро удаляясь по своей воле или по недоброжелательству большинства на них не похожего. Так был выгнан известный после Смоленский пустынножитель Никита” [6].

Никита был много наслышан о Рославльских лесах и подвизавшихся в них пустынниках. Слава об их подвигах гремела везде. Из них сохранились имена лишь немногих, тех, которые впоследствии занимали важные посты в благоустроенных обителях или прославились высокими иноческими подвигами и христианской мудростью. Прочие же, работавшие Господу втайне, остались ведомы лишь Единому Сердцеведцу Богу. Сохранившихся сведений о Рославльских пустынниках, об их лишениях, жизни и высоких иноческих подвигах достаточно, чтобы признать вполне справедливым название, которое дали подвижникам Рославльских лесов современники и составители жизнеописаний старцев, – название русской Палестины и Фиваиды. Об этом много писал митрополит Филарет (Амфитеатров), призвавший из этих мест для создания скита преподобных Моисея и Антония (Путиловых), впоследствии старцев Оптинских [7]. (В 2000 году старцы Моисей и Антоний (Путиловы) причислены к лику общерусских святых). Сюда, в русскую Палестину, и направил свои святые стопы старец Никита.

Здесь он поселился в сделанной им самим келье на южной стороне “Монашеского рва”, возле села Екимовичей, в лесу Александры Афанасьевны Броневской, усердной покровительницы пустынножителей, которые в большом числе жили на ее земле. Здесь старец в монашеском подвиге, известном только ему, прожил не менее 10 лет [8].

О жизни, занятиях и трудах пустынников в уединении Рославльских лесов мы узнаем, главным образом, из рассказов святых преподобных Моисея и Антония (Путиловых), записанных их учениками. По их словам, преподобный Антоний и в преклонных летах, достигши высокой меры духовного возраста, с особенной отрадой любил вспоминать пустыню. Никогда, говорил он, не было ему так хорошо, так отрадно, как в пустыне. И святой Моисей в письмах к близким не раз говорил, что жизнь в пустыне весьма приятна, так как только здесь, в этом пристанище тихого уединения, можно обрести покой и удовлетворение душевное.

Обремененный впоследствии трудами настоятельства, он со слезами вспоминал о пустыне, и все беды, напасти и испытания там казались ему ничтожными по сравнению с настоятельскими заботами и скорбями.

“Орлом в обновленной юности казался оп тогда нам, – рассказывает очевидец, – так благодетельно действовало на него воспоминание о понесенных в пустыне подвигах самоотвержения и послушания…”

“Когда я пришел в Рославльские леса, рассказывал отец Моисей, тамошние пустынники жили в трех кельях: в одной иеросхимонах Афанасий, от него в версте отец Досифей, друг и ученик отца Никиты. А в версте от него отец Дорофей, который впоследствии переселился к нам, поставив себе келию от нашей в саженях пятидесяти. Поселясь с отцом Афанасием (старшим из пустынножителей), я построил для него и себя новую келью; это был первый опыт моего зодчества. Келья имела 6 аршин в квадрате, с крыльцом под навесом. Прихожая в два аршина длины и два ширины, далее квадратная комната в 4 аршина в длину и ширину, ибо от нее была отгорожена перегородкой спальня, шириною так же, как и прихожая, между прихожей и спальней в углу находилась печка, которой нагревалась вся келья Под нашей кельей протекала лесная речка Болдачевка, а в полутора верстах впадала в нее речка Фроловка. На берегу ее был колодец: в речке этой важивалась и рыбка. Бывало, перегородим ее сежею и нередки ставим. Однажды, как помню, на праздник Богоявления, освятивши в речке воду, мы пропели тропарь Св. Богоявления: “Во Иордане крещающуся Тебе, Господи…”, и, вынув нередки, нашли в них шесть налимов, которых и приняли как Божий дар на праздник” [9].

Чтобы понять это чувство пустынников, нужно помнить, что они вели жизнь самую скудную. Питались они изо дня в день, из года в год, чем Бог послал. Преподобный Антоний отмечал, что в лесу они жили, не имея ничего. В пустыне питались одними огородными овощами, или, лучше сказать, одной репой, потому что другого ничего на их огородах и не росло. Редко когда кто из помещиков пришлет хлеба, его уже берегли, как просфору, чтобы и крошка не пропала. Однажды, рассказывал старец, им пришлось встретить Пасху до того скудно, что у них ничего не было. Но они не упали духом. Отпели утреню, с иконами, какие были, обошли крестным ходом вокруг кельи, воспевая радостное “Христос Воскресе”, утешаясь и радуясь душой о Господе. Когда же пришел час трапезы, то преподобный Моисей в похлебку из репы влил несколько маслица из лампадки и благословил разговляться. Но этим Господь хотел испытать их терпение, потому что на другой день от местного помещика была прислана им провизия.

Летом пустынники собирали грибы, ягоды и усердствовали благодетелям, а от них получали печеный хлеб, крупу, а иногда и бутылочку масла для приправы пустынной трапезы. А когда случался недостаток, питались и сухоядением, дорожа более всего духовной свободой и безмолвием. Рыбу, рассказывал преподобный Антоний, они позволяли себе вкушать только в великие праздники, и даже с маслом предлагалась трапеза изредка. Но при их многотрудной жизни и сухой хлеб был сладок и вкусен; вкушали они его с великой благодарностью к Господу, как дар Божий, и с такой бережностью как антидор. Все, что посылалось им сверх сухого хлеба, они принимали как великую милость Божию. Однажды крестьянин, проезжавший через лес, оставил пустынникам мешок с горохом. Они приняли это приношение с такой благодарностью к Господу, как бы от Его руки. Кто жил всегда в довольстве и никогда не знал лишений, тому не понять этого. В великие праздничные дни пустынники иногда подкрепляли изможденные многолетними подвигами силы свои чаем, или, за неимением его, какой-нибудь другой травой. На чай старцы смотрели, как на роскошь, и употребляли его как лекарство, для поддержания сил. Преподобный Моисей писал в пустыню братии:

“Чаек за немощь употребляйте в субботу и воскресенье, а во вторник и в четверг, если кто изволит, – травку (письмо из Москвы, 15 декабря 1820 года)”. [10]

Не менее чем пища, скудна была и одежда пустынников. Когда брат святого Моисея, Александр, остался на житье в пустыне, старцы облекли его в послушническое платье – короткий “крашенинный” подрясник, весь в пятнах и заплатах, и этот подрясник показался ему “драгоценнее царской порфиры”. Такие же подрясники носили и старцы, только в торжественные дни они надевали мантию из того же простого материала. На ногах носили лапти собственного рукоделия, а на голове – монашеские колпачки или теплые крестьянские шапки. Кожаный монашеский пояс и на руках четки, сделанные иногда собственноручно из простой веревки, дополняли одеяние пустынника.

День пустынники проводили по следующему порядку. Ровно в полночь младший из братии, исполнявший обязанности будильника, обходил ближайшие келии и, произнося молитву Иисусову, будил старцев. Старцы отправляли полуночницу и утреню, причем вычитывали всю церковную службу по богослужебным книгам без малейшего опущения. После утрени через час служили соборный акафист Богоматери, после акафиста часа через два – часы с изобразительными.

Затем следовал поздний и скудный обед. После обеда кто-нибудь из старцев предлагал братии беседу, например о послушании, о хранении молчания и пр. Часов в пять вечера служили вечерню, как положено по уставу. За скудным ужином читалось житие дневного святого, а после ужина – снова беседа или поучение из сборников аскетических писаний. Впрочем, некоторые старцы не принимали пищи вечером. В келейной записке преподобного Моисея 15 ноября 1819 года читаем:

“По принесении молитвы исповедания грехов слагался в сердце своем (т.е. решил) – на все следующее время блюстися опасно, чтобы не ужинать отнюдь, ибо бесчисленно страдал от того, и искусом наставлен, что нет лучшего средства к благоустроению души, как вкушал пищу по однажды в сутки. Господи, не остави меня, вонми в помощь мою отселе воздержаться от вечернего употребления пищи и в обеденном трапезовании не пресыщаться, и принять искус употребления одного рода пищи”. [11]

Перед отходом ко сну каждый пустынник для себя читал молитвенное келейное правило с множеством земных поклонов. Все это – и общее молитвословие, заменявшее церковную службу, и келейное правило, – совершалось с великим усердием. Можно сказать, что почти весь день пустынники простаивали на молитве, оставляя её лишь для исполнения различных работ и послушаний.

Какие это были работы, узнаем отчасти из письма о. Моисея к брату Александру от 6 октября 1815 года.

“С весны я занимался огородными растениями, копал землю, сеял кое-что и сажал. Среди лета строил себе новую особливую келейку, а теперь вокруг ее также растения насаживаю, а наступающей зимою чаю иметь от всего этого покой или занятие больше душевное, аще Господь дарует тщание и силы к тому”. [12]

Но и зимой мало было покоя. Нужно было дрова рубить и носить их по глубокому снегу к келье, ловить рыбу и ставить нерета, прорубив перед этим прорубь. Так как старцы все необходимое для своей жизни изготавливали сами, то работы всегда хватало; исправить келью, починить одежду, сплести лапти, набрать на зиму ягод, грибов – все это было нужно и все это наполняло свободные часы между продолжительными службами.

Среди трудовых будней праздники были для старцев днями отдыха и братского общения. В воскресенье и праздничные дни старцы собирались вместе. Обедали и подкрепляли свои силы чаем, беседовали о христианской жизни и читали из какой-нибудь святоотеческой книги. Во время беседы говорили только старшие, а младшие должны были молча слушать. На Рождество, на Пасху и другие праздники приходил из села Лугов старец – священник и причащал их запасными Дарами. Отшельники – одиночки ходили причащаться в ближайшие села – Даниловичи, Троянову Слободу и др. С особенной радостью встречали пустынники Пасху. С имеющимися у них образами совершали они крестный ход вокруг своей кельи, и тогда густая тьма весенней ночи озарялась трепещущим светом их восковых свечей, и в угрюмом лесу далеко разносились торжественные и радостные звуки Пасхальных песнопений.

К числу отшельнических праздников в Рославльских лесах нужно отнести и пострижение в монахи, или “облачение в ангельский чин” кого-нибудь из братии. Это пострижение называлось келейным, т.е. тайным, неофициальным, так как совершалось не по Синодальному указу, а по личному благоусмотрению старца, которому всегда была видна мера духовного возраста новоначального брата. Официально это пострижение не признавалось. Святой Моисей келейно был пострижен старцем Афанасием в первые же годы своей жизни в пустыне, но только в 1822 году, через 12 лет, епископ Филарет (Амфитеатров) исхлопотал ему от Синода официальное разрешение на пострижение и ношение мантии. До того же времени он официально числился не как монах Моисей, а как Московский купец Тимофей Путилов, хотя епископ Филарет лично и признавал его келейный постриг. Для самих же пустынников главное составлял этот келейный постриг, и они желали его, как дара небесного. На пострижение сходились из леса старцы-отшельники и совершали этот обряд строго по чину.

Но вернемся к жизни отца Никиты. В таких подвигах подвизался отец Никита в “Монаховом рву” 10 лет. Затем он снова переселился в Белобережскую пустынь. Но перед смертью, в 1792 году, он захотел вновь вернуться в свою пустыньку. По его просьбе старец Досифей нанял крестьянскую лошадь и по первозимью 1792 года приехал к Никите в Белые Берега, где нашел его тяжело больным. Досифей просил его обождать до лета, но старец стремился в свою пустынь. Получив благословение настоятеля Белобережской пустыни о. Иринарха. Досифей уложил Никиту на дровни, прикрыл его рогожей и соломой и повез больного за 200 верст в Рославльские леса. Здесь Никита прожил не более полугода и умер 29 марта 1793 года.

Омыв бездыханное тело, Досифей положил старца в пчелиный улей, призвал священника из села Лугов и соседних пустынников, живших у реки Болдачевки, и похоронил старца во рву, возле его келий. Так как во рву всегда стояла вода, то Досифей через несколько лет по какому-то откровению откопал гроб Никиты, чтобы перенести повыше. Гроб оказался цел, а тело и одежды Никиты нетленны, только липовый ходачок на одной ноге, сплетенный не самим старцем, а его учеником, превратился в прах. При открытии был священник села Лугов о. Иоанн и ближайшие пустынники. Один из последних, по имени Арсений, хотел поменяться с Никитой четками, но, несмотря на все усилия, не смог их вынуть из руки старца. Тело старца из улья переложили в новый гроб и, отслужив панихиду, погребли на полугоре, на северной окраине рва. При погребении был больной монах, страдавший болезнью желудка. Этот монах выпил воды из гроба и исцелился от своей болезни. Лет через пятнадцать после кончины о. Никиту снова открывали, и тело его было нетленным [13].

На месте могилы в конце XIX века была устроена деревянная пятиглавая часовня. Посередине часовни, на месте захоронения, был установлен каменный саркофаг в форме обыкновенного гроба на ножках. (После революции часовня была разрушена, а саркофаг сброшен в ров. Деревенские женщины ночью подняли его с помощью связанных льняных полотенец и установили на место, но несколько иначе, чем он стоял раньше. Там он сейчас и стоит). На верхней стороне его рельефно высечены крест, копье и трость, ниже – развернутое Евангелие со словами: “Заповедь новую даю вам – да любите друг друга” (Иоанна 13;14). По бокам гробницы также надписи, в головах “Здесь покоится блаженный пустынник и подвижник о Христе Никита. Господи, прими дух его с миром!” В ногах: “Почил о Господе 23 марта 1793 года, житье его было 98 лет. Помяни его, Господи, во царствии Твоем”. С правой стороны: “Памятник сей, и часовня, сооружены старанием председателя попечительства, помещика Николая Михайловича Суходольского, при участии Екимовического волостного старшины Стефана Афанасиева, церковного старосты Никанора Евстафиева, прихожан и почитателей. Сооружена и освящена 15 сентября 1897 года причтом села Екимовичи”, С левой стороны – молитва” В покоищи Твоем Господи”, вокруг фундамента гробницы – молитва “Святый Боже”. Поверхность саркофага частично повреждена следами от пуль, возможно, во время Великой Отечественной Войны гробница служила укрытием, либо повреждения нанесены с целью осквернить могилу.

Память старца Никиты всегда почиталась богомольцами. В Белых Берегах почиталось место явления ему Богородицы.

“Однажды, по чувству сердечного влечения, вздумал я пройтись в лес – вот дорогой встречается со мной монах Авраамий. После взаимных приветствий я спросил его: “Далече ли ты, батюшка, ходил?” Он отвечал: “Да вот, путлял кое-где, а на обратном пути вздумал побывать на Никитином колодце: теперь же хоть бы и в свою келию”. “Нет, батюшка, – низко поклонился я ему, – как тебе угодно, а уж вернёшься и за святое послушание проводишь меня до Никитина колодезя, у которого я только однажды и был”. Старец улыбнулся и сказал: “Что делать с тобой? Видно, за послушание надо идти”. Мы пошли.

Во время пути старец неумолчно рассказывал мне о блаженном Никите, о жизни и подвигах его, и так завлек меня своей беседой, что я и не заметил, как мы очутились у самого колодезя. С благоговением напились мы из него воды, и, несколько поговоривши, я спросил его еще раз: “А что, батюшка, в первые годы поступления вашего в обитель должно быть тут было место непроходимое?” – “Да вот какое, – отвечал мой собеседник, – бывало, придешь сюда на пригорок да посмотришь в эту чащу леса, какая здесь страшная глушь, непроходимая топь, темнота – так невольно замрёт сердце и нападет на тебя страх”. Потом старец, обратившись ко мне с важностью, спросил меня: “А знаешь ты то место, где была келья старца Никиты?” Я отвечал: “Не знаю”. “Вот оно здесь, здесь подвизался Никита: здесь и сама Царица Небесная являлась ему. Посему это место я особенно чту: к этому колодезю братия приходит из обители пить воду и посмотреть на безотрадное местопребывание Никиты. Расположившись около этого колодца, они начинают с удивлением спрашивать друг друга: Боже мой! Как он, батюшка, тут жил! Сколько тут нужно иметь необыкновенного терпения! Не боялся он ни воздушных бурь, ни страхований, ни воя волков, ни рева медведей! А как много страдал от здешних негостеприимных комаров, которых приступы испытывал почти все лето! Если вы пожелаете посетить это место, то вас непременно встретят эти кровопийцы, победители львов, – встретят не тысячами, а целыми легионами. Посему тело Никиты часто покрывалось ранами, а эти язвы вольных страданий растравляемы были жалами лесных оводов. Добровольный страдалец самоотверженно пренебрегал мучением тела ради ощущаемого им обильного утешения и преуспеяния в духовных своих подвигах”.[14]

В Орле, на родине схимонаха Никиты, не забывали своего знаменитого уроженца. В своих трудах вышеупомянутый протоиерей И. Ливанский сообщал о почитании старца. Отец протоиерей в течение многих лет занимался изучением жизни отца Никиты. Отец Илья неоднократно переписывался со знаменитым смоленским краеведом-историком И.И. Орловским, от которого получал ценные сведения о рославльских пустынников [15]. Но, к большому сожалению, большая часть трудов отца протоиерея до нас не дошла. А те произведения, которые сохранились до наших дней – свидетельствуют о том, что память схимонаха Никиты широко почиталась не только на Смоленщине, но и на родине отца Никиты. В одном из своих докладов отец протоиерей несколько сетовал об охлаждении усердия орловцев в деле сохранения почитания этого подвижника благочестия.

“При этом не можем вспомянуть здесь и следующего знаменательного обстоятельства.. Именно 19 мая в Рославльских лесах Смоленского края молитвенно вспоминается тоже нетленно почивающий и двукратно свидетельствованный, но нами, увы, все забываемый, подвижник благочестия о. Никита Белобережский, уроженец нашего города Орла, первоначально подвизавшийся в густом лесу близ Белобережской пустыни, а затем переселившийся в Рославльские леса, верст за 200 от оной, и там почивший о Господе, вблизи теперешнего села Екимовичи. …Поминовение ему там творится 5 раз в году, и особенно 15 сентября, в день его Ангела, когда туда, в глухую лесную местность, собирается на поклонение ему до 5000 народа. В той местности утверждают, что над могилой о. Никиты вместо устроенной лет 15 назад большой деревянной часовни будет воздвигнута церковь, и там ожидают открытия его мощей, и из уст в уста передают сведения о его чудотворениях и других знамениях. А у нас, увы, мало кто знает об отце Никите, и кажется, вовсе нет паломничества на его могилу, кроме часовни, украшенной еще дорогой и благолепной мраморной рамкой. И нельзя сказать, чтобы не было ничего сообщаемо для общего сведения об о. Никите. Пишущий эти строки неоднократно и говорил о нем и в храме Божьем, и на публичных чтениях, и печатал о нем в своих сочинениях – в периодических изданиях и отдельно. Но память современного человека к сведениям подобного рода коротка: теперь другие интересы влекут его к себе, и газета вовсе убила книгу. Да и какие газеты в большинстве печатают ныне? Прежде всего, такие, в которых означенных сведений и помещать то не станут “. [16]

Из этого документа нам видно, что богомольцы почитали память отца Никиты, особенно в Смоленской губернии. Отец Илия Ливанский говорил, что в день Ангела к могиле старца собиралось до 5000 человек. Так же он отмечал о том, что вскоре над могилой отца Никиты предполагалось построить каменную церковь, причем богомольцы ожидали открытия мощей нетленно почивающего схимонаха. Все труды отца протоиерея имели огромное значение, раскрывая исследователям местной старины новые горизонты в области агиографии [17]. Труды протоиерея Ильи Ливанского не утратили своего значения и поныне.

Так было до революции. Но и после нее не забыли люди место погребения схимонаха. По молитвам приходящих к его могиле, Господь давал им исцеления от различных недугов.

Старожилы пос. Екимовичи и дер. Буда неоднократно рассказывали о том, что схимонах Никита, захороненный рядом с деревней, своими молитвами удостоен перед Богом оказывать помощь людям в различных недугах.

Так, в деревне Крапивна Рославльского района жила незрячая отроковица. Ее матери в 1938 году в сонном видении было сказано, чтоб она обратилась за помощью к о. Никите. По своей вере в силу Божию, она, помолившись рано утром, с дочерью отправилась на могилу старца. За тридцать километров она пришла в деревню Буда, рядом с которой похоронен схимонах Никита. Они встретились с людьми этой деревни, которые их обогрели и провели к месту захоронения.

Женщина со своей дочерью стали усердно молиться на могиле старца. Когда женщина умыла дочь водой из колодца, выкопанного старцем, то девочка прозрела. С радостью вскрикнула отроковица: “Мама, я вижу!” И они вместе благодарили Бога за такое чудо. Свидетельницей чуда была благочестивая женщина Прудникова Мария Васильевна, с 1913 года проживающая в дер. Буда Рославльского района. Многие старожилы, от которых пришлось слышать это повествование, уже окончили свою земную жизнь в преклонном возрасте. Васечкин Михаил Иванович, 1915 года рождения, умер в 1994 году, Васечкина Евдокия Степановна, 1913 года рождения – умерла в 1997 году.

В памяти верующих людей и по сей день сохраняются известия о жизни и подвигах отца Никиты. Как и до революции, не пустеет могила пустынника. Цепочкой тянутся люди к пустынному месту, молитвенно вспоминая преподобного. Около могилы можно встретить паломников из Рославля, из Десногорска, из Брянска, Смоленска. Иногда встретишь монашествующих из Оптиной пустыни. Помнят о святом месте и в далекой Америке. И всем, с верой приходящим к могиле схимонаха, по его молитвам Господь посылает исцеления душевные и телесные. На могиле схимонаха Никиты получила исцеление Чистякова Людмила Семеновна. Вот что письменно она сообщает:

“Я, Чистякова Л. С. свидетельствую, что в 2000 году, на Радоницу по молитвам старца Никиты получила исцеление хронического заболевания руки (левая рука немела, были сильные боли). На Радоницу я и еще несколько почитателей памяти схимонаха Никиты совершили паломничество на могилу старца Никиты. Помолились, прочитали 17 кафизму, убрали могилу, посадили цветы. Утром следующего дня я проснулась с ощущением чего-то нового в моем организме. Левая рука была совершенно здорова. По милости Божьей и молитвам старца Никиты до настоящего времени рука меня больше не беспокоит. Об этом лично свидетельствую. (Подпись. 6 октября 2003 года). (Материал засвидетельствовал почивший настоятель прихода церкви в честь Вознесения Господня с. Кузьмичи Ершичского района иеросхимонах Ефрем (Антонов)).

Стараниями руководства и коллектива Смоленской Атомной Электростанции место погребения о. Никиты содержится в чистоте. Над колодцем, ископанном старцем, установлен деревянный сруб. Но, к сожалению, колодец засорён за многие годы забвения и требует реставрации.

В 2001 году постановлением районной думы муниципального образования “Рославльский район” местность, именуемая “Монахов ров”, с могилой схимонаха Никиты включена в число наиболее важных объектов культуры и истории Рославльского района.

Недалеко от погребения отца Никиты находится могила другого подвижника – схимонаха Феофана. Местность эта расположена в нескольких километрах от села Семеновка Рославльского района. На берегу лесной речки стояли кельи пустынников. В одной из них подвизался схимонах Феофан. О его жизни сохранилось очень мало сведений. В основном это воспоминания архимандрита Моисея.

“В 1819 году ездили вдвоем с братом в Оптину пустынь на одной лошадке. Причем познакомились с тамошними старцами иеросхимонахом Иеремией (духовником обители), о. Феофаном и учеником его Варлаамом (в схиме Вассианом).

Впрочем о. Феофана мы уже знали: он еще прежде приходил к нам в пустыню погостить, а в этот раз сказал, что придет провести Великий Пост у нас. Мы сказали: “Милости просим”. Отец Феофан, уроженец Владимирский, был на службе Черноморского казацкого войска; до пострижения именовался “казак Федор Талунин”. Жил первоначально в Софрониевой пустыне, а потом ушел в Молдавию, где пребывал у старца Паисия, а по кончине его возвратился в Россию и поступил в братство Оптиной пустыни в 1800 году.

В крайнем нестяжании кротости духа, деятельную добродетель поста, молитвы и поклонов он проходил с горячей ревностью. В продолжение первой и последней седмицы Великого Поста не вкушал ничего: в прочие посты принимал пищу на третий день. Так, приготовляясь постепенно, он, по ревности к подвигам постническим, решился, наконец, вступить в великую меру выше естественного подвига.

Придя к нам в пустыню перед началом Св. Великого Поста (1819 г.), он объявил мне, что намерен провести всю святую четыредесятницу без пищи. ” Я верую, говорил он, что не умру от поста”. “Буди по вере твоей”, – отвечал я, не смея ни отклонять его от сего намерения, ни утверждать в оном. Феофан поместился у нас в прихожей; он носил с собою написанный на полотне образ Распятия Господня, перед которым совершал свое молитвенное правило. Итак, вступя в сей чрезмерный подвиг, о. Феофан положил не употреблять пищи и не ложиться спать. Сверх обычной вседневной службы, исправляв келейное правило, и правило его было большое – до 800 поклонов: он во время сего правила, чтобы не упасть от изнеможения, надевал особые нарукавники, привязанные шнурами к крючьям, на которых висела на стене икона, и так простаивал на молитве целые ночи. Сверх того сам топил печку, помогал нам петь и постоянно был бодрым. Во весь пост он не вкусил ничего и только однажды в неделю употреблял воду, смешанную с уксусом, от сухости во рту. В одно время, заметив его в истощении, я сказал ему: “Отче, ты очень изнурил себя”. Феофан отвечал на это: “Нет, Христос Спаситель излил всю свою кровь до последней капли, а во мне много найдется крови”. Выдержав, с Божией помощью, сей подвиг неослабно, он приобщился Святых Христовых Тайн. Впоследствии он ревновал снова на тот же подвиг, но от простуды заболел жестоким кашлем и, постоянно оскудевая в телесных силах, отошел к Господу 15-го июня того же 1819 года. За несколько минут до кончины я спросил его: “Покойна ли твоя душа, не страшится ли чего в часе смертном?” Он отвечал: “Я с радостью желаю разрешиться жизни сей”. И тут же стал кончаться: занес руку для крестного знамения и предал дух свой в руки Божии. Погребен в пустыне”. [18]

Отец Антоний, на руках которого умер старец Феофан, рассказывал, что он забыл испросить у него молитв перед его смертью. В сороковой день почивший явился ему во сне и пообещал молиться за него. Отец Антоний говорил о Феофане следующее:

“Этот старец при жизни имел столь сияющее благодатью лицо, что недоставало духу смотреть ему прямо в глаза, а разве украдкой когда взглянешь со стороны “. [19]

О месте погребения старца Феофана И.И. Орловский сообщал следующее:

“От могилы старца Никиты мы поехали к дер. Васино, версты три от нее. За нею во рву течет речка Болдачевка, возле которой жили старцы Афанасий, Моисей, Антоний и др. Здесь леса вовсе нет, кругом одна рожь. В полуверсте от деревни, вниз по течению Болдачевки, на берегу речки виден полусгнивший колодезь, выкопанный старцами. Выше его, на краю оврага – могила с крестом. По словам крестьян, здесь похоронен старец Феофан …На могиле лежит четырехугольный камень без всяких надписей, но весь покрытый сверху выпуклыми лепешечками неправильной формы, в количестве до 20 штук. Трудно сказать игра ли это природы, или дело рук человека. Вернее первое, ибо человек скорее высек бы на камне крест или имя умершего, чем какие-то лепешки (крестьяне называют их просвирками)”. [20]

Со временем место это пришло в забвение. Вышеупомянутый староста Казанской церкви села Чижовка Бобриков Михаил Тихонович по благословению духовенства изучал местные предания о старце Феофане с целью точного определения его захоронения. Было найдено это место и установлен крест на могиле схимонаха.

Вот что об этом письменно сообщает схимонах Пимен (Бобриков М.Т.), рассказ записан в начале 2000-х годов:

“Мне, жителю данной местности, рабу Божьему Михаилу, из предания местных жителей было известно с 1973 года о камне с просвирками. Изучив жития старцев Рославльских лесов (пустынь), посоветовавшись с жителями тех мест (Александр Митрохин, Василий Богомолов), в октябре 1999 года мы отправились к месту захоронения схимонаха Феофана. На верху рва был отыскан камень с просвирками.

Камень лежал на месте, где поле вспахивают на протяжении ряда лет. На этом месте установили крест. Оставалось отыскать точное захоронение о. Феофана (т.е. место могилы). Через два дня пришлось выехать для беседы с людьми, которые родились и жили в этих местах, все время имея связь с этой местностью.

Это Морозова Нина Николаевна, 1932 года рождения, Морозов Александр Данилович, 1938 года рождения; Волчков Александр Сергеевич, 1 934 года рождения и др. Эти люди с детства ходили по тем местам и помнили точное место захоронения старца и место нахождения криницы, которая открылась после разрушения колодца.

Когда пахали поле, то могилу старались объезжать. По незнанию при бороновании тракторист зацепил камень, и он был отнесен вдоль рва на 25 метров от могилы. Там мы его и нашли. Камень, по рассказам старожилов, раньше относили к кринице, чтобы удобнее пить воду, но потом благочестивые люди относили его опять на могилу.

И вот, 15 октября 1999 года, Морозов Александр Данилович, который родился в деревне Васино, а сейчас живёт в деревне Семеновка, показал точное место захоронения о. Феофана. Морозов работал с малых лет трактористом. Его сродники похоронены на местном кладбище в 150 метрах от могилы о. Феофана. Будучи ещё детьми, Морозов А. и Волчков А., собирали ягоды в этом рву, пили воду из указанной криницы и прекрасно помнят, где был похоронен старец, о чем и мне поведали. Теперь с Божьей помощью установлен крест на месте захоронения о. Феофана. На кресте надпись, чтобы настоящие и будущие поколения помнили о старце, его подвигах и приходили на могилку почтить его память и испросить молитв на всякую добрую потребность”. [21]

На кресте на металлической пластине надпись: “Пустынь схиархимандрита Моисея, схиигумена Антония, начало XIX века. Здесь покоится схимонах Феофан, почил о Господе в июне 1819 года”.

В нижней части рва поныне существует криница и восстановленный Михаилом Тихоновичем с помощью благочестивых людей колодец. Над ними установлены срубы, увенчанные восьмиконечными крестами.

К месту погребения отца Феофана постоянно приезжают люди испить воды и испросить молитв старца о помощи в телесных и душевных нуждах. Неоднократно выезжали в Моисееву пустынь монахи Рославльского Преображенского монастыря. В конце сентября 2001 года приезжали монахи из Оптиной пустыни. Посещения монахами этих святых мест способствуют восстановлению в их памяти подвигов и трудов своих собратьев – монахов в прошлые два века и укреплению своих духовных сил в несении нелегкого монашеского подвига в XXI столетии.

В настоящее время в областной прессе неоднократно помещались сведения о Рославльских пустынниках схимонахах Никите и Феофане [22]. Неоднократно помещались сведения о схимонахах на страницах Смоленских епархиальных ведомостей [23]. Рославльский Спасо-Преображенский монастырь выпустил работу, посвященную святым местам Рославльского района. В одной из глав этой работы рассказывается о том, каким почитанием пользуются преподобные уже в нынешнем XXI веке [24].

Примечания

1. Орловский И.И. Пустынножительство в Рославльских лесах // Смоленские епархиальные ведомости, Смоленск, 1904. С. 491.
2. Отчет о деятельности Орловского церковного историко-археологического общества // Орловские епархиальные ведомости. Орел. 1908. № 1. С.14.
3. Ковалевский А. Пустынник и Богоматерь // Душеполезные чтения. 1868.
4. Ливанский И., протоиерей. Пустынник и Богоматерь. Белобережское предание // Орловские епархиальные ведомости, Орел, 1899, №14.
5. Ливанский И., протоиерей. Высокопреосвященнейший Филарет, митрополит Киевский и Галицкий // Орловские епархиальные ведомости. Орел. 1908. С.97.
6. Брянская Белобережская пустынь. Орел.1910. С. 12.
7. Ливанский И., протоиерей. Высокопреосвященнейший Филарет, митрополит Киевский и Галицкий// Орловские епархиальные ведомости. Орел. 1908. С. 95
8. Отечественные подвижники благочестия XVIII-XIX вв. М. 1909. С. 135-136.
9. Житие Схиархимандрита Моисея. М. 1882. С. 28-29.
10. Там же, с. 234.
11. Там же, с 41.
12. Там же, с.229.
13. Орловский И.И. Пустынножительство в Рославльских лесах // Смоленские епархиальные ведомости. Смоленск. 1904. С. 492-493.
14. Новгородский П. Райские цветы с Русской земли. Сергиев посад. 1912. С. 103-104.
15. Орловские епархиальные ведомости. Орел 1908 .№ 1. С. 16-19.
16. Ливанский И., протоиерей. Почивающий в Болховской Оптиной пустыне Архимандрит
Макарий Глухарев и о. Никита, отшельник Белобережский и Рославльский // Орловские
епархиальные ведомости. Орел. 1909. № 22. С. 503.
17. Отчет о деятельности Орловского церковного историко-археологического общества //
Орловские епархиальные ведомости. Орел. 1908. С. 51.
18.Житие Схиархимандрита Моисея. М.,1882, с. 35-37.
19.Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков, месяц август. Издание Оптиной пустыни, 1994, с. 171.
20. Орловский И.И. Пустынножительство в Рославльских лесах // Смоленские епархиальные ведомости, Смоленск, 1998, № 4, с. 51-52.
21. Бобриков М.Т Схема мест захоронения схимонаха Никиты (Монахов ров) и схимонаха Феофана // Архив автора.
22. Дубовский С.А. Пустынники Рославльских лесов // Рославль: Очерки по истории Рославля и Рославльского района. Смоленск. 1997. С. 256-265.
23. Верховская Зосима, монахиня. Карта Рославльских кущей. // Смоленские епархиальные ведомости. Смоленск. 2003. № 2. С. 29-36.
24. Ивочкин Рафаил, иеромонах. Паломник земли Рославльской. (Путеводитель по святым местам Рославльского района). Смоленск. 2002. С.48-81.