Дом, где учат любить

По статистике, в России каждые 40 минут от домашнего насилия гибнет женщина. Представляете? А сколько у нас мам-одиночек на грани нищеты? У нее на руках ребенок, она не может пойти работать, а ежемесячное пособие – 2500 рублей. Что можно сделать на эти деньги? Даже “коммуналку” не оплатишь… А если ей некому помочь?

Это директор смоленского Дома для мамы Татьяна Скрипка отвечает на мой вопрос о том, насколько востребован такой кризисный центр. Обитель дает возможность беременным женщинам и молодым мамам пережить в спокойной обстановке сложный период. Кого-то избивает муж, кто-то недавно “выпустился” из стен интерната или колонии, а идти с маленьким ребенком на руках некуда… У каждой жительницы приюта своя трагическая история, но общая мечта – чтобы все плохое осталось позади. Здесь есть все, что нужно маме и ребенку: одежда, коляски, игрушки, еда…

Для каждой женщины разрабатывается индивидуальная программа реабилитации. Для кого-то это несколько дней, для кого-то – несколько месяцев. Все зависит от ситуации. Работники центра во главе с Татьяной помогают своим подопечным найти жилье и работу, получить новую специальность, оказывают психологическую помощь. Здесь помогают всем и не берут за это ни копейки.

Пока Дом для мамы может вмещать только девять женщин. Для Смоленской области, уверена Татьяна, это капля в море. В начале осени ей стало известно о бедственном положении жительницы Сафоновского района. Ее, многодетную мать, сильно бил муж: не на жизнь, а на смерть…

Но в Дом для мамы ее сразу забрать не могли. Кризисный центр был заполнен под завязку. Да и в Доме для мамы действует строгое правило: принимаются только беременные женщины или мамы с малышами, а дети жительницы Сафоновского района были подростками. Ровно через неделю женщину убил муж…

– Нам нужен филиал, – Татьяна рассказывает о своей мечте. – Мы уже подыскали подходящее здание в деревне Волково Краснинского района. Там пустует школа. Но у нас нет финансовых возможностей расширяться.

– А персонал есть?

– Найдем. У нас много людей, которые хотят работать.
– Татьяна, вы производите впечатление мягкого человека, но при общении понимаешь: внутри у вас стержень…

– У директора должна быть жесткость. Если не будет порядка и дисциплины, то все усилия пойдут насмарку и благородное дело превратится в притон. В Доме для мамы есть строгие правила: нельзя принимать алкоголь, наркотики, приводить мужчин… Исключений не делаем ни для кого. Но недавно у нас случился инцидент: одна мамочка ушла без предупреждения, ночь кутила, пила, а наутро, когда явилась, извиняться не стала. Мы ее отчислили. Не скрою, это решение далось мне непросто. Правда, мы сперва убедились, что ее примут дальние родственники.

– У вас нет ощущения, что вы сидите на пороховой бочке?

– Нет. В таком случае любые отношения с людьми – это пороховая бочка. У меня вообще такое ощущение, что меня допустили к чуду. Жизнь девочек, которые попадают к нам настолько хрупкими! Не передать словами, какие чувства я испытываю, когда забираю маму из роддома с ребенком. Представьте себе, малышу всего пять дней, а на него уже оформлены все документы в детский дом. Мама слезы льет – мало того, что ребенка теряет, так еще и идти некуда. И вдруг мы вмешиваемся в этот сценарий. Конечно, возникает чувство сакральности. Порой ситуации кажутся безвыходными, и вдруг все чудесным образом налаживается…

Пал Палыч

Позапрошлая зима в деревне Войпала Ленинградской области выдалась снежная и морозная. У заброшенного дома с выбитыми стеклами остановилась машина, из которой вышли мужчина азиатской внешности и молодая женщина. Она была одета не по погоде: тонкая длинная юбка, резиновые шлепки и футболка. Он достал ей из багажника клеенчатую сумку и сделал широкий взмах рукой: мол, иди отсюда. Женщина покорно вошла в дом…

Как ни пытались разговорить незнакомку местные жители, все усилия были тщетны: она оказалась глухонемой. Единственное, что было хорошо видно невооруженным глазом: она была беременна. Подкармливать несчастную взялись гастарбайтеры из Таджикистана.

Когда подошел срок рожать, они вызвали ей “скорую”. Новорожденного мальчика назвали Пал Палычем.

Вскоре странная история дошла до самых верхов. Ленинградские власти растерялись: как помочь человеку, если у него нет документов, он не разговаривает, не знает языка жестов и не умеет писать? В конце концов о женщине сняли сюжет и показали его по 5-му каналу. На следующий день в редакции раздался звонок из Подмосковья:

“Это Лариса, я ее узнал! – в трубке говорили мужским взволнованным голосом. – Лариса глухонемая, пропала несколько лет назад, она из цыганской семьи, это точно она!”

Через считанные дни съемочная группа отыскала и семью Ларисы. “Да, это она – моя дочь Лариса. Васильева Лариса Павловна, 1985 года рождения”, – улыбаясь, сказала старая цыганка на камеру.

Выяснилось, что Лариса родилась в Гагаринском районе и прожила там большую часть жизни. Но потом цыганский дом сгорел, и семья переехала в Подмосковье.

– Сами понимаете, цыганская семья, воспитанием детей они практически не занимаются, – рассказывает комендант Дома для мамы Елена Лебедева. – А Лариса родилась глухонемой, со сросшимися пальцами рук. Мать, видимо, считала, что в большой семье разговор не очень-то нужен. Лариса с детства выполняла несложные поручения, помогала по хозяйству – остаточный слух у нее есть. И замуж ее выдали. Супруг, вероятно, обращался с ней грубо, и в конце концов она убежала из дома. Сейчас помогаем ей сделать документы, пройти обследование, оформить инвалидность.

…Ларису мы отвлекаем от занятий с педагогом: она улыбается и в то же время стеснительно прячет нос в ворот кофты. Наверное, это непросто: в 30 лет учиться считать, писать и вникать в азы жестового языка. Зато Пал Палыч без комплексов – вертится юлой вокруг мамы. Он не только слышит прекрасно, но и говорит.

Люська

С еще одной обитательницей Дома для мамы беседуем в трапезной. У девушки голубые глаза и рыжая копна волос.

– Люда у нас починковская, – рассказывает о ней комендант. – Ехать к нам не хотела, еле уговорили.

– Боялась! – девушка оправдывается и обращается ко мне: – Зовите меня просто Люськой. Пришла сюда, когда моему Егорке было всего две недели.

– Как вы сюда попали?

– Как сирота получила дом в Починке. И по своей халатности его потеряла… В Доме для мамы мне помогают его вернуть.

– А где ваши родители?

– Я их не знаю. Воспитывалась в детдоме с четырех лет. Когда выросла, пошла учиться в сафоновское училище на швею. В 17 лет родила дочку Аню. Ее забрали в детдом. Сейчас она в Ярцеве, в патронатной семье. В этом году пошла в первый класс. Потом я переехала в Починок и там родила Василису.

– Какое красивое имя!

– Да. Девочка получилась прекрасная, голубоглазая – настоящая Василиса Премудрая. Но ее сразу забрали в красноборский Дом малютки. Однажды на День ВДВ я познакомилась с Витей и родила Егорку. У меня пытались его забрать. Но каждый раз, когда ко мне приходили, я закрывала палату на швабру и никого не пускала. Спасибо врачам, они поддержали меня: Анна Васильевна и Мария Геннадьевна выделили денег из своего кармана и помогли мне сделать документы.

Потом я попала с сыном в детское отделение, а оттуда уже сюда, в Дом для мамы.

– Ваш гражданский муж Виктор как-то вам помогает?

– Нет. Он ничего и знать не хочет о сыне. Кричит, что это не его ребенок. Ну и мама его тут как тут: “Не нужны нам эти дети!” Но я все еще надеюсь, что Витя когда-нибудь захочет увидеть своего рыжего пацана. Все-таки Виктор взрослый парень, ему 26 лет.

– Родственников никогда не хотели разыскать?

– Где-то год назад ко мне пришел мужчина: “Люська, я Кирилл. Твой двоюродный брат”. Я ответила ему: “Ну молодец!” Он ушел. Знаю, что в Ярцеве живут мои тетки-дядьки. Но зачем они мне? У меня своих проблем хватает. Думаю, что они все пьянчужки. Как начнут пить – у меня и Егорку отберут. Потом буду только локти кусать.

– А за детей вы пытались биться?

– Да, а толку? Однажды я приехала в Дом малютки и украла Аньку. В такси с ней прыгнула и рванула, куда глаза глядят. Все равно нас потом нашли и дочку отобрали…

– Что будет дальше – вы знаете?

– Сейчас пытаемся вновь получить положенный мне по закону дом. Хочу вернуть Аню, жалею, что не смогу забрать Василису. Я долго искала, в какое учреждение ее отправили, а когда нашла, оказалось, что ее удочерили. Скорее всего, даже имя поменяли… Я ведь только в Доме для мамы поняла, что тоже могу жить по-человечески. Про алкоголь давно забыла. На него нет времени – так же, как и на просмотр телевизора.

Я бы здесь всю жизнь жила, если бы можно было. Я изменилась – добьюсь дома, заберу детей, займусь их воспитанием, и никто на свете их не отнимет.

– Считаете, что органы власти к вам строги?

– Судите сами. В комнате кусок обоев недоклеен или в коридоре линолеум чуть задран – все, значит, условий для жизни ребенка нет. Живете с малышом в проходной комнате? Тоже плохо. А еще есть нормы: у мамаши должно быть пять толстых и пять тонких пеленок. У меня было три толстые и две тонкие – это нарушение. Хотя, если подумать, они не сильно были нужны: я Егорку первые две недели пропеленала, а потом ползунки стала надевать…

– А мечта у вас есть?

– “Тойоту” хочу. Знаете, как в рекламе! “Управляй мечтой” (смеется)! Чего хочу на самом деле? Замуж. Нужен мужик, который будет любить меня и моих малышей. А у нас таких нет. Все говорят: “Люська, не было бы детей у тебя – женился бы!” (Люда делает паузу.) А вы мне пришлете газетку? Сделаю копии и отошлю всем своим.

– Хорошо.

Я прощаюсь и вдруг останавливаюсь в дверях:

– Кому это – “всем своим”?

– В органы опеки. Пускай знают, что я тоже могу жить по-нормальному.

Мария Демочкина

www.rabochy-put.ru