Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл: “Я воспринял свое назначение в Смоленск как порученное мне Богом ответственное служение”

В 2006 году Святейший Патриарх Кирилл, возглавлявший тогда Смоленскую и Калининградскую епархию, дал интервью областному ежемесячному журналу “Смоленск”.

“Я воспринял свое назначение в Смоленск как порученное мне Богом ответственное служение”. Интервью митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла областному ежемесячному журналу “Смоленск” (опубликовано в журнале “Смоленск” № 11 (91)/2006)

— Уважаемый Владыко, расскажите, пожалуйста, о Вашей семье, о том, как Вы пришли к Богу.

— У меня не было необходимости искать какой-то особый путь к Богу и Церкви, поскольку Господь благословил мне появиться на свет и воспитываться в семействе с твердыми православными устоями. Священниками были и мой отец, и мой дед, причем отец принял священный сан раньше, чем дед. А дед был настоящим исповедником веры и провел многие годы в тюрьмах, лагерях и ссылках. Он как-то подсчитал, и оказалось, что за его плечами было 47 тюрем и 7 ссылок. Дед был механиком и машинистом на железной дороге “Москва — Казань”. Он хорошо зарабатывал и много жертвовал на христианские святыни на Афоне и в Иерусалиме. Несколько лет назад я был на Афоне, и в синодиках одного из монастырей нашел имена всех своих родных, которых монахи до сих пор поминают как благодетелей. Мой дед был очень мужественный и сильный человек, он воспитал семерых родных детей и одну сироту. И, несмотря на это, добровольно пошел на мученические испытания и суровые лишения, открыто выступал против закрытия храмов во времена атеистических гонений. Ему выпало быть в числе первых заключенных печально знаменитого Соловецкого лагеря особого назначения и участником Соловецкого Собора.

Отец мой, главный механик оборонного предприятия в Ленинграде, вырос глубоко верующим человеком. До войны он был репрессирован, тоже был исповедником, сидел на Колыме, потом строил укрепления во время обороны Ленинграда. В годы войны был военпредом на Горьковском заводе и принимал танки Т-34 перед их отправкой на фронт. Уже после войны, в 1947 году пришел к митрополиту Ленинградскому и попросил благословения на иерейское служение, стал священником. Мама была учительницей немецкого языка в средней школе.

Видя пример деда и отца, я в детстве рос в убеждении, что и мне предстоит пострадать за веру, готовил себя к этой судьбе. Я не был пионером, не вступал в комсомол, больше всего боялся стать соглашателем. Но не стал и диссидентом. Прежде всего потому, что всегда любил свою страну и свой народ. И в советское время я считал, что нельзя делать ничего такого, что могло бы повредить единству народа и пагубно отразиться на судьбе страны.

Мне пришлось пострадать за свои убеждения в школьные годы, но при этом я был одним из лучших учеников в классе. Поэтому впервые обо мне газеты написали не в девяностые годы, а еще в шестидесятые. Дескать, какой позор и куда смотрит школа, когда есть в Ленинграде такой мальчик, учится на “пятерки”, а верит в Бога. Это было трудное для меня время, я шел в школу, как на Голгофу. Меня часто вызывали на педсоветы, прорабатывали на собраниях, но я не уклонялся от дискуссий с преподавателями и однокашниками и, думаю, выглядел убедительнее. Не потому что был таким уж непобедимым полемистом, а потому, что в советское время учителя к таким диспутам были не готовы, а я старался быть готовым защитить свою веру.

В 15 лет я ушел из дома и стал работать, считая, что не должен сидеть на шее у родителей. Перешел в вечернюю школу. Потом работал в геологической экспедиции Северо-западного геологического управления. Считаю, что это была замечательная страница в моей жизни, и мне очень повезло тогда.

Я не помню того времени, когда не хотел бы стать священником. Я начал “служить” с трех лет и к шести-семи годам мог наизусть отслужить молебен или панихиду.

— В Вашей жизни случались взлеты и падения. Как Вы пережили перевод из Ленинградской Духовной академии и семинарии в Смоленскую епархию?

— Все, что случается со мною на жизненном пути, я неизменно воспринимаю как волю Божию. Полагаю, что таково обычное отношение верующего человека к тому, что с ним происходит, в том числе к трудностям, испытаниям и вызовам. То же самое можно сказать и о неожиданных поворотах судьбы. На протяжении десяти лет я был ректором Ленинградской Духовной академии и семинарии. Смею думать, что моя деятельность на этом поприще была успешной. Наверное, даже слишком успешной, если во времена СССР Ленинградские Духовные школы со временем стали играть заметную роль в жизни “второй столицы”. Разумеется, в богоборческом государстве такое положение вещей не могло быть терпимо. И тогда под давлением властей меня перевели на смоленскую кафедру. Это назначение было воспринято людьми как наказание, как ссылка за слишком активную церковную деятельность. Но у меня самого постепенно сложилось и окрепло иное мнение.

Смоленская епархия к моменту моего появления здесь переживала трудные времена. Многие храмы были закрыты или разрушены, церковная жизнь едва теплилась. Кого-то это могло бы привести в отчаяние. Но не зря покровительницей смоленской земли является “Одигитрия” — чудотворная “Путеводительница”. Прибыв на новое место служения в Смоленск, я первым делом молитвенно испросил ее покровительства и помощи в предстоящих трудах. Ибо воспринимал свое назначение в Смоленск не просто как новый этап своей жизни, но как порученное мне Богом ответственное служение по возрождению веры в самой глубине моего Отечества.

— Какой Вы увидели Смоленскую епархию двадцать лет назад, что хотелось сделать, и осуществились ли планы?

— За истекшие два десятилетия в жизни Православия на Смоленщине произошли разительные перемены. Это видно невооруженным глазом. Наша епархия сегодня уникальна в том отношении, что здесь действует стройная трехуровневая система православного воспитания и образования: детские сады — гимназия — вуз. Достаточно посетить Успенский кафедральный собор в праздничный или просто в воскресный день, чтобы убедиться: Православие прочно вошло в жизнь огромного множества наших земляков и, что особенно отрадно, значительной части детей, подростков, молодых людей.
Сегодня стратегическая задача Церкви видится мне в том, чтобы Православная вера стала определяющей в мотивации поступков современного человека, формировала восприятие им окружающего мира, была основой его личной системы ценностей и мерилом его деяний. Мы отдаем себе отчет в том, что это будет потруднее, чем возрождение заброшенных и оскверненных храмов, что на достижение этой цели уйдут долгие годы упорной работы, ибо, как говаривали в старину, “Бог не в бревнах, а в ребрах”. Но именно такова миссия и роль Церкви в возрождающейся России.

— Как можно охарактеризовать процессы, происходившие на Смоленщине за эти двадцать лет? Как выстраивались отношения со светской властью, в том числе в советское время?

– Смоленщина как исконная и неотделимая часть России прошла вместе со всей страной через все драматичные периоды нашей новейшей истории. Были периоды трудные и бедные, или если говорить библейским языком, времена “тощих коров”. И эти времена для большого числа наших соотечественников, к сожалению, еще не отошли в прошлое. Но сегодня я не замечаю в людях той дезориентированности, растерянности, безысходности и неуверенности, которые были характерны для общественного сознания в начале девяностых годов. Слава Богу, Россия сегодня нащупывает твердый путь в свое будущее и все увереннее и быстрее движется по нему.

Что касается взаимоотношения церковной и светской властей в смоленской области в годы моего архиерейства, то должен отметить, что здесь мне повезло. Даже во времена безраздельного господства государственного атеизма среди высоких областных чиновников не редкостью было встретить людей, симпатизировавших Православию и понимавших его исключительное значение для судеб России и русских. Эти настроения заметной части руководства области стали определяющими в период, последовавший после распада СССР. Ныне мы с удовлетворением свидетельствуем об очень высоком уровне взаимопонимания и соработничества Церкви и местной власти на благо нашей земли и ее людей.

— Русская деревня, что особенно видно на Смоленщине, фактически вымирает как уклад жизни, как социальная среда формирования морали и нравственности. Как это, на Ваш взгляд, может сказаться на будущем страны?

— Это чрезвычайно серьезный и больной вопрос, значение которого для будущего нашей страны осознается, к сожалению, еще недостаточно. Медленное умирание русской деревни, совершающееся на фоне общего жестокого демографического кризиса, чревато катаклизмом национального масштаба. И здесь для нас мог бы оказаться неоценимым исторический опыт дореволюционной деревни. Вспомним: земские учреждения занимались попечением о здоровье и образовании селян, а православная община местного храма была духовно-нравственным ядром деревенской жизни. Если удастся соединить усилия всех, кто обеспокоены судьбой села, а также привлечь в сельское хозяйство значительные инвестиции и, что самое главное, здоровых людей и деятельных, то мы создадим реальные предпосылки к преодолению сегодняшнего кризиса русской деревни.

— Ваше отношение к сегодняшней молодежи, к ее взглядам, ценностным ориентирам?

— Давно и не мною замечено: поколения людей — понятие не вертикальное, а горизонтальное. То есть последующее поколение не обязательно несет в себе тотальное отрицание поколения предыдущего, так что представители различных поколений способны без труда находить общий язык, если их связывают одинаковые представления о базовых ценностях жизни и человеческого существования. Православие и является, помимо прочего, такой основой диалога и взаимодействия между поколениями.

Социальные катаклизмы и экономические потрясения двух последних десятилетий более всего ударили по молодому поколению, которое ныне становится первой и самой беззащитной жертвой насаждаемых в обществе представлений об относительности добра и зла, о необходимости достижения личного успеха любой ценой, об оправданности грубого эгоизма и все возрастающего потребления материальных благ как главной цели нашего земного бытия.
Этой тупиковой идеологии саморазрушения противостоит Церковь с ее твердым представлением о грехе и благодати, о предназначении и долге человека. Отрадно, что во многих молодых сердцах Слово Божие находит живой и горячий отклик. Именно с такими молодыми людьми мы связываем представление о будущем сильной и процветающей России.

— Как Вы оцениваете состояние гражданского общества в России? Вызывают ли беспокойство случаи покушения на свободу слова на Смоленщине и по России в целом?

— Переживаемый нашей страной переходный период, время поиска ею алгоритма своего существования и нового места в мире в наступившем столетии не позволяют нам требовать всего и сразу. России, не имевшей продолжительного и устойчивого опыта существования гражданского общества, предстоит пройти долгий и не всегда простой путь. Но фактом является то, что институты гражданского общества уже существуют, что они стали частью нашей жизни.
Нам же следует хорошо понимать: гражданское общество невозможно “спустить” сверху, его специфика в том, что оно строится только “снизу”, усилиями самих самоорганизующихся граждан. Поэтому мне кажется, что в случае отдельных неудач в формировании гражданского общества все претензии должны предъявляться не официальным властям, а обращаться гражданами прежде всего к самим себе.

Говорю об этом как представитель Церкви, являющейся, к слову, одним из важнейших структурных элементов гражданского общества. И потому Церковь воспитывает в своих чадах представление о личной ответственности, готовность бескорыстно служить тем, кто нуждаются в нашей поддержке, следовать христианскому нравственному закону, заботиться о справедливости и общественном благе.

— Вас, уважаемый Владыко, кое-кто считает “западником”. Так ли это? Чем Вы объясните наиболее резкие выпады врагов Православия именно в Ваш адрес?

— Одни называют “западником” и “либералом”, а другие — и практически за то же самое — “апологетом особого русского пути” и “православным фундаменталистом”. Третьи же, например, писали, что я собираюсь покрыть Россию кострами инквизиции, а четвертые — что моим идеалом является Иран времен аятоллы Хомейни… Я же считаю себя человеком Церкви и сыном своего Отечества.

Вспомните, что писал Герцен в “Былом и думах” о “западниках” и “славянофилах” своей эпохи: они смотрели на многое по-разному, но сердце в них билось одно. По моему разумению, здесь говорится о любви к России, и именно это чувство должно являться определяющим фактором во всех спорах о судьбах страны.

Что касается нападок некоторых сил на меня лично и на некоторых других архиереев, то объяснение этому очень простое. Сильная Церковь не нужна только тем, кому не нужна сильная Россия. Отсюда — заказные кампании в прессе против известных деятелей Русского Православия, клеветнические обвинения в их адрес, попытки скомпрометировать и ошельмовать именно тех, кому доверяют верующие, общество, власти. Как говорят на Востоке, камни кидают только в крону плодоносящих деревьев. Мы же всегда помним, что Самим Господом было обещано: “врата ада не одолеют” Его Церковь. А это значит, что будет жить и наша Россия.

— Негативное отношение к священнослужителям у определенной части граждан обуславливается коммерческой и хозяйственной деятельностью Церкви. Насколько справедливы такие упреки и какое место должна занимать коммерция в церковной жизни?

— Исторически Русская Церковь была рачительным и умелым хозяином, а средства, которые она зарабатывала, шли, в частности, на дела милосердия и благотворительности. Ныне наша Церковь практически не имеет никакой недвижимости, ей не принадлежат даже сами здания православных храмов и монастырей. Между тем Церковь принципиально отказалась от идеи требовать ей возвращения отнятых у нее при Советской власти земель и недвижимости.

Однако для того, чтобы финансировать свои социальные, образовательные и воспитательные программы, которых ожидает от нее общество, а также восстанавливать разрушенные за семь десятилетий богоборческих гонений храмы и монастыри и возводить новые, нужны значительные средства. Поддержки одних только благотворителей и пожертвований верующих для этих целей слишком мало, и потому часть недостающих средств компенсируется за счет хозяйственно-экономической деятельности. Это, в первую очередь, хозяйства монастырей, церковные фермы, мастерские. Но отнюдь не участие в крупном бизнесе, как о том любят говорить наши недоброжелатели.

— Каким Вам видится развитие Соборного движения на Смоленщине? После появления региональной Общественной палаты многим представляется роль Соборного комитета Смоленской области исчерпанной, мол, Общественная палата могла бы взять на себя его функции.

— Смоленский Народный Собор и областная Общественная палата отнюдь не дублируют друг друга и не являются взаимозаменяемыми. У каждой из этих структур своя специфика, свое поле деятельности, своя зона ответственности. Поэтому с учреждением Общественной палаты значение Соборного движения не умаляется и не отменяется. Напротив, по мере усложнения задач национально-государственного развития России роль широкой коалиции здоровых сил общества, озабоченных будущим страны и объединенных на платформе Соборного движения будет, на мой взгляд, только возрастать.

— В области готовится научно-практическая конференция “Духовные просветители земли Смоленской в воспитании нравственности и патриотизма”. Уважаемый Владыко, дайте, пожалуйста, через наш журнал “Смоленск” напутствие его участникам.

— Сердечно приветствую организаторов и участников научно-практической конференции “Духовные просветители земли Смоленской в воспитании нравственности и патриотизма”.
Наша Смоленщина, расположенная в западных пределах государства Российского и в близком соседстве с иноземными державами, исторически всегда нуждалась в особом духовном попечении и молитвенном заступничестве угодников Божиих. О таких людях православные говорят: “На земли ангел, на небеси человек”. И Господь по милости своей к нам не оставил ими древнюю Смоленскую землю.

Источник: архивный сайт Смоленской и Калининградской епархии (с 1998 по 2008 гг.)